Я решила прыгнуть с парашютом. Меня наставляли: когда прыгнешь считай до открытия купола, потом плюнь, если плевок висит рядом с тобой, значит, думать надо, если ты его обогнала дергай запаску. Не успела оглянуться, сижу я с серьезным видом в маленьком самолетике в огромном шлеме, он мне на глаза съезжает, за плечами у меня парашют в сумке, на груди еще один, на всякий случай. Люблю я летать в самолетах, но очень меня укачивает, а самолетик все кружится и кружится над полем, у меня от восторга дух замирает, но и подташнивает уже заметно. Все равно здорово смеяться хочется, петь и кричать. Только вокруг меня серьезные все, бледные. Я крайняя. Не употребляют на аэродроме слово «последний», не любят, говорят крайний. Я самая легкая, и это здорово. Мне с; моего места и землю-то в открытую дверь не видно, зато видно летчика. Смотрю, народу вокруг осталось совсем немного, шлем и шум мотора мешают мне слышать даже собственный смех. Инструктор взмахивает рукой: «Крайнее звено, подъем!». Я вскакиваю, какой ужас! Семнадцать килограммов за моей спиной превратились в пятьдесят, не говоря уж о пяти на груди. Нас осталось трое, втроем мы и валимся назад, на пол. Первая преодолевает, наконец, расстояние до двери, вторая. . . Теперь я. Я храбро делаю несколько шагов до люка, даже землю вижу немного, над ней облака, а сама она похожа на коврик. Такой лежит в комнате у моего сына: поля, игрушечные дома, дороги. Ветер с силой толкает меня в грудь и отбрасывает назад. Я вперед, он меня назад, я вперед, меня назад. Я посмотрела на инструктора и взмолилась: «Я никак не. . . ». Он, не долго думая, с силой толкнул меня в люк.